Неделю назад мне позвонили. Женский голос спросил: можете ли вы, как психолог, встретиться с тяжело больным человеком? 4-я стадия рака, врачи отказались, но «мы продолжаем бороться». В голосе – безумно много тревоги, напряжения, усталости и тоски… Я попросил позвонить мне самому больному, если он в состоянии. Позвонил. Олег Александрович (назову его так) подтвердил свое желание встретиться со мною, вот только сам он ко мне приехать не может. Я соглашаюсь приехать сам, на первую встречу – познакомиться, понять, каковы мои возможности как психолога в этой сложной ситуации.
Приехал утром. Олег Александрович, 58 лет, лежал в своей постели. Кожа бледная, почти белесая, волос нет – последствия химиотерапии, глаза запавшие. Большая и страшная опухоль, видная невооруженным взглядом, но которую Олег Александрович неловким, но очень трогательным жестом прикрывал воротом рубашки или рукой. Баночки с лекарствами, в основном – болеутоляющие.
Я присел рядом, осознавая какую-то свою неуместность здесь. Что я, 32-х летний молодой человек, могу сделать здесь, у кровати тающего пожилого человека? Даже не тающего, а сгорающего – жена показала его фото менее чем за год до нашей встречи, и человека на ней не узнать совершенно: подтянутый, крепкий, энергичный мужчина.
Хриплым голосом Олег Александрович очень неспешно и обстоятельно стал рассказывать о том, что с ним происходит. О своей внезапно обнаружившейся болезни в ходе банального обследования. О недоверии к «совковой медицине» и о том, как он ездил в другую страну лечиться. О четырех сеансах химиотерапии, которые не помогли – опухоль продолжала упорно расти. О том, как врачи-онкологи в России отказались от него, прямо заявляя: вы умрете. О том, что какая-то женщина-«врачиха», сидя за своим большим столом и даже не глядя на него, заявила, что «у нас даже есть положение, согласно которому больным на четвертой стадии рака лечение не полагается». Иди и умирай – таков был вердикт врачей, с которым он не мог смириться… Он обратился к другим врачам, он связался с китайскими онкологами, и снова лечился… Но опухоль была уже неоперабельной. Олег Александрович, прикасаясь к ней, говорил, что «что-то китайские врачи уже не торопятся мне что-то конкретное говорить… В конце ноября я с ними свяжусь». Я слушаю, и в этом «УЖЕ не торопятся мне что-то говорить» было столько отчаяния и ужаса, что я на миг отвернулся – на глазах выступили слезы.
Но этот ужас чувствовал только я. Олег Александрович рассказывал обо всем довольно ровным и спокойным голосом, как будто не стоял на кону вопрос его жизни и смерти. Он ни разу не сказал о своих чувствах и переживаниях – только фактическую сторону дела. Я удивлялся его спокойствию, и подумал – зачем тогда я здесь, зачем он меня позвал, раз его отчаяние так сильно упрятано в душе? Я спросил его – боится ли он смерти?
Нет. «Я не собираюсь сдаваться, я ищу новые пути лечения…» (а мой взгляд прикован к огромной, почти с кулак, опухоли) – с неожиданной энергией сказал Олег Александрович. – Вот только боли много… Я вот в последнее время увлекся даосизмом… Вот вы: не могли бы вы подсказать мне какие-то способы, психологические, как уменьшать боль?»
В этот момент меня охватывает ощущение собственного бессилия. Я бы и рад, да не знаю этих способов. То, что читал в науке про плацебо и как оно эффективно как раз в ситуации обезболивания, в данном случае вряд ли поможет. Да и нет у меня ощущения, что «психическое обезболивание» - это то, что Олег Александрович от меня хочет… Честно говорю, что я не знаю способов.
К моему удивлению, лежащий на кровати бледный старый человек как-то облегченно вздыхает – он расслабился… Оказалось, у него уже была «психологиня», которая взялась за этот запрос – насоветовала книжек, мантр, аутотренингов и так далее, прочитала целую лекцию про веру в себя и т.п. Лицо Олега Александровича на миг исказилось, и в этой гримасе очень ясно угадывалась злость на этого психолога. Не лекции ему были нужны, тем более, что большую часть того, что ему рассказали, он и так знал…
Что я могу сделать? Снова чувство собственной неуместности накрывает меня. Тем более что Олег Александрович в ходе своего рассказа о болезни несколько раз говорил: «вы не знаете меня, я не знаю вас…». Это было как присказка… А может быть, за этим – «я хочу узнать вас, и хочу, чтобы вы узнали меня…»... Все, что мне остается – просто быть рядом, и говорить о его и своих чувствах и переживаниях, которые явно клокотали в груди, но не находили выхода. В конце концов, жизнь – это не череда фактов, это то, что мы переживаем… И первое, что возникло – это одиночество… Друзья «интеллигентно свалили» - кому хочется смотреть на напоминание о собственной смертности? Есть, правда, двое-трое тех, кто остались, - и лицо Олега Александровича в этот момент озаряется совершенно чудесной и теплой улыбкой. Но все же общение сейчас только через телефон… Дети – тоже поддерживают, не бросают, но они уже давно не в нашем городе, раскидало их по всему миру… А жена устала – безмерно устала от страха и тревоги, смен надежды и отчаяния…
Врачи оставили один на один с болезнью – и все явственнее звучит тема злости и обиды на них. «Ну ты хотя бы с уважением, вниманием отнесись к человеку!» - обращается Олег Александрович к воображаемому врачу, и с раздражением машет высохшей рукой. «Вы злитесь на них?» - спрашиваю, и он кивает головой. Энергии становится все больше, Олег Александрович оживает на глазах, по мере того, как в комнате звучит про отчаяние, гнев и злость, про одиночество… Вот только страх смерти – он где-то на заднем фоне, не прорывается в сознание, маячит во тьме, отгоняемый надеждой.
В какой-то момент Олег Александрович поднимается с кровати и неуверенным шагом подходит к письменному столу, и берет с него… довольно внушительный корпус деревянного парусника. «Вот, я его сейчас собираю… Есть много деталей, вот… А когда склею из дерева корпус, надо будет его обшить вот этими вот плашечками», - глаза Олега Александровича загорелись, он любовно держит в руках корпус этого парусника. «Мечта детства – большой парусник» - на несколько секунд в умирающем от рака человеке промелькнул маленький пацан, который гоняет по пруду деревяшки, воображая себя адмиралом пиратской эскадры… Я с безмерным уважением смотрю на этого высокого и тонкого человека, а он, поглаживая корабль, добавляет: «Когда совсем хреново становится – тогда и собираю… А еще много нужно сделать: мачты, паруса, орудия установить, шпангоуты…».
Парусник – как символ надежды, в погоне за ускользающим светом жизни…
Я просто был рядом. Слушал свои и чужие чувства, и в какой-то момент разговор стал каким-то другим… Я не видел больного пожилого человека, передо мной проходила целая вереница образов – от маленького мальчика до уверенного отца и деда. Олег Александрович отказывался признавать реальность смерти, у него еще есть дела в этой жизни, и завершать ее он не намерен… «Мне так хочется обсудить с кем-то про буддизм и про даосизм, а не с кем…» - и я ловлю себя на том, что мне интересно поговорить о них с этим удивительным человеком, в перерывах между приемами болеутолящих строящим парусник… Тем более, что я «в курсе» этих тем.
Время заканчивается, и на лице Олега Александровича – досада… «Я… Я бы очень хотел поговорить с вами еще… Как понимаете, я никуда не денусь, я не занят, так что в любое время…». У меня есть время в этот четверг (а встретились мы с ним в прошлый), но есть ли оно у Олега Александровича?... «Нормально, я дождусь…».
Он даже снова встал с кровати и дошел до коридора, чтобы проводить меня. Очень крепко пожал руку, глядя мне прямо в глаза. Мне трудно сказать, что было в этих глазах – надежда, отчаяние? А может быть, радость… Я уходил с ощущением большой печали и удивительной полноты в душе. Я не делал ничего особенного, но, как оказывается, в нашем мире провести час с другим человеком, полностью уделяя друг другу внимание и чувствуя подлинный интерес – огромная роскошь… И кажется, большего и не надо: просто быть рядом с другим, отзываться на его чувства, делиться своими, постепенно, шаг за шагом, прикасаясь ко все более и более глубоким переживаниям… Жизнь – это процесс переживания, а не факты биографии… Почему бы не попробовать максимально полно прожить оставшиееся время? ...
Сегодня вечером, в среду, мне позвонила его жена, и, сдерживая слезы, сказала, что завтра, видимо, не получится. «Ему очень плохо, язык отказывает… Боюсь, он не контактен сейчас… А он очень ждал этой встречи… если ему станет лучше (голос запнулся…) то я позвоню…». :((
Олег Александрович, вы еще не достроили парусник…
