Вы когда-нибудь читали совсем небольшой рассказ Карела Чапека «Ромео и Джульетта»? Где автор так безжалостно разбирается с величайшей трагедией Шекспира? По крайней мере, впервые прочитав этот рассказ лет в шестнадцать, мне казалось это именно так.
Хочу привести здесь маленький кусочек, который поверг тогда меня в шок. Герои рассказа - молодой английский дворянин Сэр Оливер и старый падре Ипполито рассуждают о героях самой известной из трагедий Шекспира:
«- И что вам в голову лезет, - рассердился падре Ипполито. - Удивляюсь, кто это пустил подобные сплетни. На самом деле Ромео бежал в Мантую, а бедняжка Джульетта от горя чуть не отравилась. Но между ними ничего не было, cavaliere, просто детская привязанность; да что вы хотите, ей и пятнадцати–то не было. Я все знаю от самого Лоренцо, молодой синьор... - После этого Джульетту отвезли к тетке в Безенцзно, на поправку. И туда к ней приехал граф Парис - рука его еще была на перевязи, а вы знаете, как оно получается в таких случаях: вспыхнула тут между ними самая горячая любовь. Через три месяца они обвенчались, синьор, вот как оно в жизни бывает. Я сам был министрантом на ее свадьбе...
Сэр Оливер сидел совершенно потерянный.
- Не сердитесь, отче, - сказал он наконец, - но в той английской пьесе все в тысячу раз прекрасней.
Падре Ипполито фыркнул.
- Прекраснее! Не понимаю, что тут прекрасного, когда двое молодых людей расстаются с жизнью. Жалко было бы их, молодой синьор! А я вам скажу - гораздо прекраснее, что Джульетта вышла замуж и родила восьмерых детей, да каких детишек, боже мой - словно картинки!…Великая любовь? Я думаю, это - когда двое умеют всю свою жизнь... прожить вместе - преданно и верно... Джульетта была замечательной дамой, синьор. Она воспитала восьмерых детей и служила своему супругу до смерти...»
Вот такой отрывок.
Ну, конечно, я была тогда на стороне молодого дворянина: «А как же красивая, пускай и трагичная история, над которой уже века рыдают все поколения!?».
«Да-да-да! - думала я тогда – взрослые никогда не могут понять, что чувствуют влюбленные дети. Как будто они так и родились взрослыми. Любовь – ведь это и есть жизнь!».
И сейчас, с высоты своего возраста, а может, с глубины – не важно, я не жалею ни о тех первых чувствах, первых разочарованиях, ни о тех сильнейших переживаниях и страстях, на которые шла тогда без страха, которые испытывала впервые и поэтому они были единственными. Ведь впервые бывает только однажды.
Зачем и о чем статья? Думаю затем, чтобы в очередной раз сказать родителям, которые иногда, к сожалению, забывают, что когда –то тоже были детьми: дети не так просты, как мы хотим их видеть. «Уроки сделал? Что сегодня получил? Ты ел? Тебе не холодно? Грустишь? - Иди погуляй, развейся!...»
Чувства детей глубоки. Гораздо глубже, чем мы думаем. Если на современном языке, то их чувства – это больше чем 3D. Они многомерны. Они как космос. Но нужны специальные очки, чтобы разглядеть все это. И, конечно, желание это разглядеть и увидеть, а, следовательно, понять и почувствовать. И не трогать этого. Не осуждать. Просто быть где-то рядом. Чтобы если что – поддержать. Не грубо. Аккуратно.
А чтобы было наглядней – я хочу поделиться с вами тремя историями о детской и подростковой любви. И, может быть, они помогут взглянуть на детей по–другому и послужат вам теми самыми специальными очками.
Они всегда гуляли втроем. Два друга и подруга. Помните, как в «Петрове и Васечкине» (была и книга и фильмы об этих героях). Учились в одном классе, гуляли вместе. Но с самого начала один друг «был просто друг», а другой носил иногда портфель до дома, защищал от мальчишек, давал списать, как-то «специально» улыбался, так что сердце начинало прыгать. Ну а «просто друг» просто снимал излишнее напряжение и избавлял от лишних разговоров на тему «тили –тили тесто! Жених и невеста!» . Что–то вроде прикрытия. И так и дружили они "под прикрытием" уже почти два года. Оба отличники, оба симпатичные, оба всегда участвовали в школьных мероприятиях и никакие соперники и соперницы не могли их разлучить, а, наоборот, что–то такое, похожее на ревность, раззадоривало их чувства. Родителям нравилось, что они дружили. Правда, родители не относились к этому серьезно – ведь еще дети совсем.
И вот, в один прекрасный солнечный весенний денек – хотя из детства часто вспоминаются именно такие деньки – они втроем поехали кататься на велосипедах. Настроение было прекрасное! Ветер дул в лицо и ее две длинные косички – «мамина гордость» – летели за ней! Она ехала впереди, а ребята чуть поодаль, переговариваясь о чем–то своем. Ей было так хорошо от самого осознания того, что вот они едут, одни, свободные, что за ней едут (и, наверно, любуются) ее друзья – только в детстве, наверно, бывает хорошо просто потому что хорошо!
И тут кто–то из них окликнул ее. Ветер дул в уши и она не поняла, чей был голос. Чуть сбавила скорость, но останавливаться не стала. А только переспросила и услышала голос «просто друга»: «А Пашка хочет тебе что-то сказать!». Он не просто сказал это, а сопроводил каким-то загадочным смешком, как будто намекал на что–то. Она вся напряглась внутри и как будто сразу поняла, что Пашка может и хочет сейчас ей сказать. Она поняла вдруг, что ни за что и никогда не хотела бы услышать от Пашки никаких подобных слов! И поэтому, ничего не объясняя, она рванула на всех скоростях петлять по улицам, пытаясь уехать от них подальше! Сначала она еще слышала их крики: «Ты куда, Лиля?!», «Подожди!», но она неслась, всем своим видом показывая, что не хочет с ними больше кататься. Слезы стояли у нее в глазах, но она, сдерживая их, неслась, пока крики не перестали до нее доноситься, и пока ее Дон Кихот в сопровождении Санчо Пансы, не отстали совсем.
Последний поворот, мостик через канаву. Она осмотрительно спрятала велосипед, чтобы никто не догадался, что она уже здесь, у дома. Но вместо того, чтобы побежать домой, она взлетела на чердак и разрыдалась там горючими, горячими и какими-то очень солеными слезами. Все лицо ее было мокрым, и она повторяла то ли вслух, то ли про себя: «Никогда, никогда не говори мне ЭТО! Никогда не говори, я не хочу, чтобы это все кончилось ВОТ ТАК! Я хочу, чтобы было хорошо, как раньше! Я и так знаю, что ты хочешь мне сказать!». Она даже плача не могла произнести вслух слова, которые совсем недавно так легко и с таким удовольствием и трепетом произносила в сценке из «Тома Сойера», где Том и Бэкки объясняются друг другу в любви. «Я тебе люблю» шептали они друг другу и было так приятно, волнительно и хорошо!
Но это были они и это была сценка. А здесь ей казалось, нет, она была абсолютно уверена, что как только он произнесет ей эти слова, как все сразу исчезнет! Все чувства уйдут в слова и то, что есть между ними, закончится в один миг! И своим убеганием она спасла их чувства. Они продолжили дружить. Но, через месяц судьба все равно развела их: его отец был военный и всю его семью перевели в другой город.
Они расстались, обещая обязательно встретиться. Им было тогда по 10 лет. Потом, став старше, они все–таки однажды встретились, но эта история уже совсем про другое.
Что было с ней тогда? Как это можно объяснить? Откуда такое желание любви и такой страх услышать признание? Разобраться тогда маленькой девочке было невозможно. Да и сам ребенок в детстве так активно развивается, столько нового усваивает, принимает в себя без объяснения, что и это событие просто было отнесено к подобным «воттакполучилось» событиям. Но, на самом деле, за этим скрывается то, что закладывает всю основу личных отношений. Любовь и непоследовательность родителей.
Если бы только родители вовремя объясняли, что несмотря на то, что я – мама или папа, ругаюсь, сержусь, не разговариваю, ухаживаю за младшим, только что родившимся братиком/сестричкой, я все равно очень ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! И буду ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВСЕГДА! И, не уделяя тебе достаточного внимания, я не бросаю тебя. Я все равно с тобой. И ребенок поверит, а как же иначе. И научится тому, что любовь не пропадает так просто. Что она будет с ним, с ребенком даже если мама занята.
Но часто ребенок видит следующее: сначала мама говорит: «Я так тебя люблю! Ты мой самый хороший», а через некоторое время, за какой-то неубранный дурацкий носок, за порванное платье начинает ругать, кричать, обзываться, а то и скажет еще в сердцах: «Видеть тебя не могу!», чем окончательно отвергнет. И девочка уже знала: любовь связана с болью. И считала, что неведение и надежда, что ее любят – лучше.
И, защищаясь от этого отвержения, которое следовало бы за признанием, девочка, убегая, пыталась сохранить это чувство для себя. Потому что она уже знала, как больно падать с этой вершины.
Продолжение следует.