Тишину городского утра нарушил громкий стук капели по подоконнику. Капли падали и со звоном разбивались, словно спорили друг с другом – у кого громче получится стукнуться о покрытое коркой льда железо. Луч солнца с настырным упрямством крался к щели между занавесками, наконец, прорвался сквозь нее и, как кот, довольно расположился на щеке спящей девушки.
Воскресенье, но пора вставать.
Она чуть приоткрыла глаза и потянулась. Отдохнувшее и немного скованное за ночь тело с удовольствием напружинилось. А вот лицо как-то неестественно напряглось, словно чем-то скованное. Она коснулась лица руками и невольно их отдернула. Обычно нежная, чуть суховатая со сна кожа щек сегодня казалась поросшей шерстью, причем довольно длинной.
- Нет, чушь какая-то, я еще сплю, - мелькнула первая мысль.
Она снова поднесла руки к лицу и начала осторожно его ощупывать. Да, шерсть. Нежная, чуть волнистая, с завиточками на кончиках, шелковистая на щеках и пожестче, подлиннее на подбородке.
Она вскочила и рванула к зеркалу. Пыльный серебристый квадрат равнодушно возвратил Ей симпатичную морду козы, которая таращилась на Нее из зеркала с большим удивлением. Тело было в порядке. Стройное, принадлежащее ей по праву рождения, одетое в легкую розовую пижаму. Она еще больше захотела проснуться.
Но в это время из кухни выбежал муж.
Вместо лица у Него была восхитительная, больше похожая на маску, взлохмаченная со сна и совершенно офигевшая козья морда. Солнце, словно в насмешку, ярко осветило роскошные с изгибами рога, которые грациозно венчали голову, заполняя собою верх дверного проема. Он хотел было оттолкнуть Ее от зеркала, но, увидев, застыл в немом напряжении. С минуту они разглядывали друг друга, не силах произнести ни слова.
Может ли кошмар сниться им одновременно? Пожалуй, это было больше похоже на безумие, с той поправкой, что они сошли с ума одновременно…
Происходило что-то, чего все же не могло быть в жизни. А что бывало? Бывали радости и огорчения, конфликты с мамой и регулярное пьянство отца, начальник придурок, (уже год клеится) и скучная работа в агентстве, свадьба и зависть подружек, когда Она выходила замуж за перспективного и высокооплачиваемого программиста.
Бывали и ссоры.
Вчера, например, была ссора. Как обычно, из-за мелочи. Дело в том, что Он ни разу за год и три месяца их совместной жизни не положил в стирку свои вещи. Джинсы, рубашки, футболки, носки находили себе приют на стульях, на столе и под ним, у компьютера, на кровати, на полке среди посуды, на аквариуме и внутри него, в аптечке, на антресолях и даже в морозилке. Везде. Но ни-ког-да – в баке для грязных вещей.
Казалось, что Он делает это специально. На самом деле Он был настолько рассеянным (или, точнее, сосредоточенным на своих программах), что просто не мог держать в голове еще и уборку. Уборщицей в их семье была Она, которая в свободное от работы время заботливо собирала разбросанный мужнин реквизит.
Никакие разговоры, просьбы, заклинания, задабривания, примитивные хитрости (например, не стирать или спрятать), откровенные нападки, слезы и прочие воспитательные меры - ничто не могло этот факт изменить. Вчерашний носок в хлебнице говорил о задаче чрезвычайной сложности, над которой бился настойчивый и пытливый Его разум. Это и стало последней каплей, переполнившей чашу Ее терпения.
Да, сорвалась.
Да, наорала.
- Хоть бы раз в жизни положил на место! Хоть бы раз в жизни попытался меня понять, козел!
- Да сама ты … коза! - автоматически ответили Его губы, хотя Он их об этом не просил.
«А ты-то? Ты меня понимаешь? Ладно, обойдусь!» мысленно продолжила его фразу беззвучная мысль, на некоторое время застряв в голове. Впрочем, довольно скоро эта мысль освободила горячее место, переместившись в нахмуренные брови, опустившуюся шею и понуро согнутые плечи.
А дальше - традиционная для таких случаев Его ночевка на кухне.
Это было вчера, а сегодня… Неужели Бог / мироздание … откликнулось на их ссору так буквально?
Слов не было, и Она, словно в забытьи смотрела в Его глаза. Обычные козьи глаза: круглые, зеленые с черными крапинками и неестественно-горизонтальными прямоугольниками выгнутых зрачков. Они гипнотизировали Ее, притягивали и даже втягивали, словно делая абсолютно невероятные события – возможными. И, как будто бы в подтверждение этой абсурдной мысли Она вдруг очутилась внутри самых горьких Его переживаний. Да-да, именно внутри.
Странное это было ощущение, похожее на сон наяву, но какое-то острое и щемящее. Сердце, обычно тихое и незаметное, покинуло привычное место обитания и переместилось в горло. Там оно изо всех сил бухало и пыталось сдержать что-то дрожащее, неуправляемое, рвущееся внутри и изнутри. Это рвущееся кричало и болело. Казалось, поток боли промочил бедное сердце насквозь – и оно превратилось в горький комок, упрямо расположившийся посреди горла.
Сдержать натиск потока изо всех сил помогали напряженные скулы, стиснутые зубы, сжатые кулаки. Тело стало жестким, почти стальным, напряженным как трос, поднимающий тяжесть на грани своего предела прочности. Чуть отпустишь – и грохнет, нахлынет, сметет. Всегда в таких случаях приходили слова мамы, почти ставшие своими собственными: «Ничтожество! Лучше помолчи!» - и нахлынувшее за этим отчаяние, одиночество, щемящее, острое, рвущееся вон из тела, да застрявшее где-то в горле… Было совсем тошно, хотелось плакать, но нельзя.
В этот момент Ее, словно пузырек воздуха, насильно загнанный в толщу воды, с силой вытолкнуло наружу – и она вновь оказалась внутри своего собственного тела. С той только разницей, что в горле еще пульсировала не принадлежащая ей горечь.
Его беспомощность была такой детской, а боль – такой острой, что Ей стало жалко Его до слез и … вдруг понятно, что Она Его очень, очень, очень любит. И еще - страшно и невозможно Его потерять. Откуда-то из самого сердца на одном горячечном как пустынный воздух дыхании вылетело: «Прости меня, пожалуйста!»
Она обняла мужа. Железно одеревеневшие мышцы, почти превратившие Его тело в панцирь, внезапно стали мягкими, человеческими, а тело - таким знакомым и родным. Комок в Его горле медленно таял, перетекая влагой в глаза.
- Нет, это ты прости! - Его голос дрожал; каким-то образом он тоже напрямую прожил Ее чувства, и теперь, потрясенный, не имея слов, прижимал к себе жену.
- Родная моя! Спасибо тебе!
Босые, они стояли на полу и обнимались, внезапно сроднившиеся и согретые друг другом. Что-то с грохотом упало на пол и закатилось под кровать. Подошвы стоп щекотала превосходного качества козья шерсть, клочки которой затейливо кружились по комнате и мягко опускались на пол. Из-под кровати загадочно поблескивая, словно напоминая о чем-то таинственном, виднелся кусок красивого, с перламутровыми переливами козьего рога.
«Неужели, чтобы понимать и любить, надо обязательно очутиться в козлиной шкуре?» - снова одновременно пришла в голову сумасшедшая мысль.
А со страниц лежащего на столе журнала лукаво улыбался красивый ангелочек с ямочками на пухлых щеках, с луком стрелами и словно подначивал: «Кому любви? А кому понимания?»
Ох, друзья, будьте осторожнее со своими желаниями! Помните, каждое из них может исполниться…
