Статья Б.С.Братуся
Происходящие в нашей стране кардинальные изменения в области политики, экономики, идеологии, общественной морали привлекают пристальное внимание ученых разных специальностей. Широко известны мнения и дискуссии ведущих экономистов, юристов, историков, социологов. В то же время до сих пор остается затушеванным аспект психологический, анализ того, к каким последствиям во внутренней организации личности привели истекшие годы, почему позитивные изменения, появление новых возможностей и свобод привело одновременно к растерянности, потере ориентиров, увеличению числа психических депрессий и неврозов, резкому повышению уровня агрессивности, страху перед будущим, массовой эмиграции из страны и др. Отсутствие серьезного (и в то же время достаточно доступного широкой публике) психологического анализа происходящего объясняется многими причинами, из которых назовем лишь две главные.
Во-первых — это объективная сложность психологических изменений, их неочевидность, «глубинность», т. е. совершение за поверхностью внешне наблюдаемого или осознаваемого самим действующим лицом поведения. Общественный запрос к психологии еще как бы не сформирован. Представляется, что людям не до психологии, когда пусты полки магазинов. Экономическая разруха сразу бросается в глаза, психологическая разруха личности может успешно камуфлироваться громкими фразами, яркостью внешних атрибутов и т. п. Другая причина связана с состоянием самой психологической науки. Бюрократически-командный стиль управления извратил многие понятия, сам климат научного сообщества. Вместо научных школ появились «команды», «мафии», вместо научных руководителей — «администраторы со связями», занятые удержанием «высот», устранением «чужих» и продвижением, расстановкой «своих». Сколь часто приходилось слышать вопрос о том или ином психологе: «Чей это человек?» (не «Что это за человек?», не «Каков он как ученый или преподаватель, чем занимается» и т. п., а именно — «Чей это человек?»), т. е. главе или главам какого клана он служит. Аналогия в лучшем случае с крепостным правом, в худшем — с бандитской шайкой очевидна. Утвердившись затем в науке, вернее, в научных и учебных заведениях, эти «чьи-то люди» насаждали усвоенный ими стиль, плодя новые «команды», становясь их «боссами». Последствия этого разложения, этой психологической «дедовщины» еще долго будут сказываться в нашем сообществе. Ни на миг не ослабевало и мощное идеологическое давление, цензура. Если это иго могло, наверное, не ощущаться в психофизиологии, при изучении зрительного восприятия, деятельности, памяти или даже мышления, то в области психологии личности его действие было крайне пагубным, нередко, по сути, заграждающим возможность открытых исследовании многих основополагающих реалий внутренней жизни человека.
Долгие годы в психологии были фактически запретными такие темы, как вера, духовность, смысл жизни, совесть и т. п. (Помню, как в 1984 г. редактор решительно вычеркнул слово «грех» из моей книги — «Нельзя, может напомнить о религии» — и тут же рассказал «страшную» историю о том, какой нагоняй получила одна из редакций «сверху» за то, что пропустила в печать несколько подобных слов.)
Но сейчас положение постепенно меняется. В обществе все более зреет понимание того, что никакие экономические доктрины, никакие выверенные юридически законы не заработают до тех пор, пока не будет понята и учтена сложившаяся психология отдельных людей. Слишком долгое время насаждалось, что все в человеке строится снизу, от материального, что «бытие определяет сознание», забывая и, тем самым, игнорируя силу и реальность обратного, когда сознание определяет бытие, формирует, тормозит или изменяет его. Законы и доктрины могут забегать вперед или отставать, но история и культура движутся в конечном итоге скоростью шага конкретных людей, составляющих народ, страну, общество. Поэтому настал черед и психологии сказать свое слово, внести свой вклад в понимание происходящего кризиса и путей выхода из него.
Изменилось и действие второй тормозящей причины. Крайне медленно, но все же преобразуется психологическое сообщество, в противовес жестким административным формам появляются первые свободные ассоциации и объединения психологов. Во многом снята внешняя цензура на изучение реалий души, возвращаются в психологию понятия совести, гуманности, милосердия, духовности. Надо, однако, отдавать отчет, что возвращаются они отнюдь не полнокровными, а больными, многократно оболганными и переименованными: гуманизм стал за эти годы советским и классовым, милосердие стало отождествляться с медициной, духовность пониматься как посещение симфонических концертов и чтение художественной литературы и т. п. Вылечить эти понятия, вернуть им истинный смысл и назначение, привести в соответствие с современным бытием — проблема столь же сложная, сколь и насущная. Ясно, что участие научной психологии в ее разработке совершенно необходимо.
Итак, перед отечественной психологией все более четко выступает задача понять с профессиональных позиций случившееся с конкретным человеком в нашей стране, понять как страшный эксперимент, испытание, урок, данный отнюдь не одним нам в поучение, но всему миру. Я бы сказал даже, что это не задача, а долг, ибо никто, кроме нас самих, выросших в этой системе и — будем надеяться — ее преодолевающих, не сможет исполнить это. В свою очередь, понимание случившегося даст психологическое основание прогнозам развития, прогнозам последствий выбора того или иного конкретного способа движения от общества с извращенной, изувеченной психологией к обществу с психологией полнокровной, нормально человеческой.
Одна из основных возникающих в этом контексте проблем — обсуждение места психологии личности, разных ее парадигм в современном научном, а если взять шире — социальном мире. Оттолкнемся от понятия «социальной биографии науки», введенного А. Г. Асмоловым. Напомню, несколько упростив, суть его: возникшая социальная ситуация часто диктует ход науки, обусловливая те или иные ее повороты, ту или иную ее биографию. Эта мысль имеет слишком много подтверждений в нашей печальной истории, чтобы пытаться ее оспаривать. Но хотелось бы задаться вопросом, а что определяет саму эту давящую социальную ситуацию, что определяет то силовое социальное поле, в котором как железные опилки в поле магнита начинают выстраиваться линии общественного и научного движений: Это вопрос отнюдь не праздный, а один из ключевых для самосознания ученого, особенно в переломные времена, как нынешнее. Речь, огрубляя, может идти о двух парадигмах построения мира и человека в нем, в пределе — о двух парадигмах мироздания, миросозидания, миростроительства. Одну можно свести к формуле «вначале было дело», вторую — к формуле «вначале было слово». Первая формула наиболее ярко воплощена в отечественной психологии в теории деятельности. Вспоминаю, как на лекциях и в беседах с сотрудниками А. Н. Леонтьев не уставал повторять: «Вначале было дело и в этом-то и все дело». Мироздание, человекосозидание представлялось как цепь деятельностей, которые сами себя порождают, не имеют другого начала, кроме как в самих себе, не имеют, как в ленте Мёбиуса, четко выраженного внешнего и внутреннего, внешнее и внутреннее плавно переходят от одного в другое. Согласно этой парадигме, человек попадал, окунался в этот поток, в это сонмище приводных ремней, сам так или иначе становясь производителем, работником, созидателем мира. Не случайно для А.Н. Леонтьева понятие личности возникает, выводится из деятельности, личность — это субъект деятельности. Он пишет в одном месте даже более узко и четко — это «момент деятельности» [2; 159]. Приводной ременный момент. Разумеется, это огрубление сути, но оно сейчас необходимо, чтобы четко выделить, обнаружить контуры проблемы.
Вторая формула — «вначале было слово» — в теории деятельности, как вообще материалистической традиции серьезно не рассматривалась. Материализм отвергал эту формулу прежде всего потому, что она прочно соединялась в сознании со следующим евангельским построением: «Слово было у Бога. Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ио. 1, 1—3). Красной тряпкой являлось то, что Слово писалось здесь с большой буквы и прямо отождествлялось с Богом, тоже написанном с большой буквы. Но если воспользоваться старым постулатом о подобии микро- и макрокосма и низвести до конкретно-земного, социального бытия, то формула может быть прописана со «словом» с маленькой буквы и рассмотрена, испытана как определенная модель представлений о человеке. Согласно этой модели, дело возникает не из себя самого, но из предваряющего его слова, идеи, звука, что далее входят в дело, существенно определяя его ход. Если, по Леонтьеву, личность — субъект, момент деятельности, то здесь она может быть рассмотрена как субъект, момент созидания животворящего слова, тем самым приобщающийся, кстати, и к созиданию, постижению, точнее, Слова с большой буквы. Если рассматриваемый в качестве момента деятельности, он так или иначе остается в мире тварном, возникающем и умирающем в зависимости от движения или остановки деятельностных процессов, то через созидающее слово он становится приобщенным к миру творящему.
Разведя эти две формулы, попытаемся теперь сопрячь их. Это сопряжение может быть произведено через введение представления о двух плоскостях человеческого развития — горизонтальной и вертикальной. Горизонтальная — движение деятельности и времени, деятельности во времени. И вертикальная — смысловая ось отношений к миру, пронизывающая время и действие. Теория деятельности была занята горизонтальными связями, точнее — механизмами этих связей, религия — вертикальными. Разумеется, и тот, и другой подходы затрагивали оба вида связей, но один был фигурой, а другой — фоном и следствием. Религия говорила о необходимости достойной, добросовестной деятельности, но главное таинство и жизнь свершались в глубине сердца, вертикальных связях, лестнице, лествице к Богу. А.Н. Леонтьев писал о личностном смысле, высказал много важных о нем положений, но все же рассматривал его, по сути, как феномен, приписанный, замкнутый в деятельность, обслуживающий ее.
Меж тем встреча вертикальных и горизонтальных движений происходит в каждый момент жизни. Жизнь в каждый данный момент, собственно, и есть это скрещение, перекрест, возможность выхода, ухода, бегства, развертки как в одном, так и в другом измерении. Таким образом, вопрос о том, что «вначале», снимается: в начале есть перекрест, необходимо образуемый двумя составляющими — вертикальной и горизонтальной. Новое начало можно образовать, сместившись как по вертикали, так и по горизонтали. Более того, каждое такое смещение подразумевает свое восполнение в смежной области (что было прекрасно показано в работах Д. Б. Эльконина).
Трудно поэтому определенно сказать, что есть главное в человеке — как сказать, что важнее — правое или левое крыло у птицы. Но если перейти к понятию, по
