Немного о максимализме
Когда мне было… ну, например, 17, я часто слышала слово «максимализм». Это было про меня, и мне адресовано: от родителей, учителей, коллег-студентов, преподавателей.
Это слово бежало за мной из книг, художественной литературы, публицистики.
Оно звучало как какая-то оценка грани, как нечто надрывное и смешное, одновременно с тем оскорбительное и бесценное.
Это слово было обозначением преходящей черты характера, и, когда я слышала его, то часто одновременно с ним улавливала обесценивание того, что мне дорого было тогда, в тот момент. Мои представления о том, что хорошо и что плохо, как должно быть в этом мире, как правильно, и как-нет. Обесценивалось многое из того, к чему я стремилась, и это вызывало отторжение, я чувствовала обиду, злость и бессилие. И училась обесценивать сама.
Максимализм.
Я понимала, что максимализм – это когда все по максимуму. Когда сделано лучшее из возможного, когда в мире справедливость, когда преступники наказаны, а лучше их и вовсе нет. Когда люди добры. Когда в жизни занимаешься только тем, чем хочешь, и твое занятие приносит полезные результаты не только тебе, но и тем, кто вокруг тебя. Когда любишь один раз и на всю жизнь, и любишь так, как горишь – тоже целиком и захваченно. Когда есть место каждой мелочи и на них не закрываешь глаза, и цепляешься к ним, и цепляешь других своей внимательностью.
И когда отвергаешь – тоже полностью, без остатка, пусть с болью, но зато честно. Когда малейшее сомнение в друге означает его предательство, а малейшая несправедливость по отношению к тебе служит признаком отвержения тебя другими.
Вот сейчас вспоминаю об этом и удивляюсь той энергии, той силе, которая есть в максимализме. Тем ресурсам, которые позволяли учиться и работать, дружить, любить, гулять сутками напролет, ходить километрами, читать запоем, пока книжка не закончится.
И очень ценен он мне – максимализм. Он ведь никуда не делся. Добавились оттенки между черным и белым. Мир стал значительно многограннее. Я научилась прощать, ценить, несмотря на расхождения во мнениях, принимать другого и чувствовать при этом боль от разных чувств, часто противоречивых. Это стало переносимым.
Научилась поступаться целями, видеть их в других, не связанных с когда-то важными, мечтами. Отказываться от того, без чего раньше жизнь казалась невозможной.
Но максимализм никуда не делся. Он остался в тех конечных, далеких стремлениях, которые, как мне сейчас (не знаю, что будет лет через 20) представляются очень важными. Да, я понимаю, что я откажусь от них на время или навсегда, если обстоятельства того потребуют. И буду счастлива в другом, с другими целями и мечтами, но для того, чтоб двигаться вперед, нужно видеть максимальную цель, то есть, в чем-то быть максималистом.
А в 17-20, быть максималистом не только не странно, не глупо и не бесполезно. В 17-20 быть максималистом – значит, намечать себе те ориентиры, которые помогут потом. Которые обозначат те вехи в жизни, к которым стоит идти, и достижение которых будет невероятно дорого, принесет опыт жизни и ресурсы, необходимые для дальнейшего развития и движения вперед.
Филимонова Анна.
