На современном этапе развития психиатрических знаний проявления психического инфантилизма должным образом не анализировались, ограничиваясь традиционным постулированием недозрелости или несформированности неких психических функций, например чувства долга, самостоятельности. Неудовлетворенность его прежним пониманием связана, во-первых, с тем, что, имея дело с психической патологией, психиатры неизбежно включали в психический инфантилизм и наиболее распространенные ее проявления. К инфантилизму, в частности, относили такие проявления некритичности как поверхностность суждений или такой вариант эмоциональной дефицитарности как отсутствие заинтересованности в установлении семейно-брачных отношений, тогда как эти признаки вполне могут объясняться психопатологическим диатезом, распространенность которого в популяции чрезвычайно велика. Во-вторых, для определения инфантилизма использовались сводные описательные понятия, которые отражают совокупность психологических (да и микросоциальных) характеристик, такие как «безответственность» и «несамостоятельность». Соответственно, они могут иметь различное объяснение. Использование подобных понятий, если и оправданно для оценки статистического материала, мало пригодно для анализа сущности инфантилизма. В применении клиницистов весьма неопределенны заимствованные у психологов понятия идентификации, самосознания и самооценки, мотивации, в которых желаемое для индивидуума или ожидаемое им по-разному соотносятся с его критической оценкой реального. Аморфные понятия оставляют малообоснованными заключения об инфантилизме как варианте «недоразвитости».
Специфика детско-подростковой психики заключается, во-первых, в отсутствии опыта и, во-вторых, в таком своеобразии процессов психического функционирования, которое обеспечивает его приобретение в минимальные сроки, с максимальной прочностью и в оптимальной последовательности.
От темпов и качества усвоения разнообразных навыков и опыта в процессе созревания как человека, так и многих животных напрямую зависит возможность последующего самостоятельного адаптированного существования. Эмоциональной предпосылкой активного обучения является прежде всего привлекательность процессов познания, благодаря которой дети отличаются большей любознательностью, чем взрослые, и все новое находит у них более живой отклик.
Стремление к познанию реализуется и в игровой деятельности, а несколько позднее включает также влечение к фантазированию. И тут и там в условной (например, сказочной) форме обыгрываются варианты будущего ситуативного поведения, т.е. происходит подготовка к последующей адаптации. Разумеется, степень привлекательности игр и фантазий существенно разнится, еще заметнее межиндивидуальные различия в способностях к воображению, которое служит предпосылкой для реализации этих двух видов влечения, но возрастная тенденция к их ослаблению несомненна.
Усиливает эффективность обучения особая интенсивность эмоций. Она объясняет повышенную впечатлительность детей и выражается в горячности, неспособности сдерживаться. Эмоциональная яркость переживаний лежит в основе псевдологии детей, при которой, начиная выдумывать, они увлекаются своим рассказом настолько, что уже и сами верят в него. Чувственная оживленность у детей проявляется и в их эмоциональной сопричастности к окружающим. Они легко заражаются общим настроением, быстро готовы включиться в атмосферу театральной постановки или кинофильма, хотя и не всегда в состоянии адекватно различать чувства взрослых и понимать смысл драматургического произведения. Благодаря силе сопереживания обращаться из зала к киногероям могут даже те дети, которые уже знают сюжет и понимают его неизменность. Эмоциональная сопричастность к окружающим стимулирует подражательное поведение детей, которое служит целям обучения.
На взрослых детские эмоции даже при пустяковом поводе нередко производят впечатление несоразмерно бурных, но это свидетельствует не только об их интенсивности. При оценке «пустяков» необходимо помнить, что дети живут настоящим, в защищенных условиях родительской опеки, когда более важные для взрослых стратегические соображения малоактуальны, поскольку не детям надлежит помнить о перспективах, а старшим, имеющим для этого больше опыта и аналитических навыков. Тем не менее, уже в подростковом возрасте, когда смысл ситуации понимается, нередко сохраняется склонность к безрассудной запальчивости, к риску ради чувства азарта, предвкушения удачи, а вера в свой шанс основывается на его страстном желании, тогда как особые расчеты – редкость.
Игнорирование перспективных задач в сочетании с непродолжительностью эмоциональных реакций дает основание многим психиатрам говорить о свойственной детям «поверхностности». Понятно, что этот описательный термин не вполне корректен, поскольку на самом деле эмоциональные реакции у детей глубокие, хотя и короткие. Л.Н. Толстой, описывая неприязнь Николеньки к учителю, когда тот его будит, отмечает, что она включает даже отвращение к его одежде. Уже через несколько минут он меняет отношение на противоположное, кисточка на колпаке учителя из противной превращается в милую, причем раскаивается ребенок до слез. Не случайно, что яркие эмоции в народных поговорках соотносятся с чувствами именно детенышей животных: «телячьи нежности», «щенячий восторг», «поросячий визг» (для сравнения: «собачья жизнь», «свинское поведение», «бычья сила»).
Опыт приобретается на протяжении всей жизни, но вначале (в детском возрасте) необходима самая общая ориентировка, когда познание направлено именно «вширь», экстенсивно. Успешности такого обучения способствует многовекторность интересов. Если в раннем возрасте дети могут задавать вопросы буквально обо всем, то у подростков интересы направляются и «вглубь», т.е. все больше переключаются на детализацию вопросов, круг которых в зрелом возрасте суживается. Важна и пластичность эмоций, т.е. легкость возникновения, непродолжительность, быстрая сменяемость. Это проявляется и нетерпеливостью, неспособностью длительно заниматься монотонной деятельностью, не приводящей к быстрому успеху. Если бы дети подолгу эмоционально фиксировались на чем-то одном, то это мешало бы их обучению в других областях. Учитывая относительную непродолжительность эмоциональных реакций у детей, психиатры устанавливают их патологичность при более коротких сроках, чем у взрослых.
Детская эмоциональность предпочтительно откликается на настроение в группах (сверстников и близких), а не на индивидуальные переживания окружающих. Н.Г. Помяловский описывает как, встречая новичка в бурсе, ученики по очереди для забавы издеваются над ним, хотя полностью понимают его мучение и даже притворно сочувствуют ему, чтобы снова под общий хохот обидно подшутить. Действительно, при индивидуальных беседах с школьниками можно убедиться, что они часто беззлобно настроены к жертвам коллективных издевательств, по существу ничего против них не имеют и даже понимают неприятные последствия своего поведения, но сдержаться не могут. Предпочтительность групповой, а не индивидуальной эмпатии, видимо, также имеет биологическую основу, поскольку дети не подготовлены к достаточной самостоятельности и им почти всегда безопаснее держаться коллектива, чему и способствует эмоциональная сопричастность к нему. Этим объясняется и тот факт, что наиболее широкие и прочные дружеские привязанности формируются смолоду.
Психиатр может обратить внимание и на не столько психическую, сколько физиологическую особенность выражения эмоций в детско-подростковом возрасте, которая заключается в их сопряженности с двигательными и голосовыми актами. Это вокализационно-моторное подкрепление эмоций прослеживается с младенческого комплекса оживления, о входящей в состав которого первой в шестинедельном возрасте улыбке писал еще Ф.М. Достоевский, и вплоть до подростковых «восторженных прыжков и восклицаний», автобиографически отмеченных И.С. Тургеневым.
В когнитивной сфере у детей доминирует наглядно-образное мышление, которое эмоционально насыщеннее, чем логическое, но, главное, не нуждаясь в тщательности сопоставлений и последовательности анализа, требует меньше времени для умозаключений. Особенно активно оно используется при детском фантазировании.
В подростково-юношеском возрасте сохраняются основные особенности детской психики, а непринципиальные отличия лишь отражают эмоциональную яркость и пластичность в изменившихся условиях. Меняется сам индивидуум, поскольку он приобрел уже определенные навыки и опыт, и меняются стоящие перед ним задачи, поскольку подготовка к выполнению новой роли в микросоциуме завершается. Отличия подростково-юношеского периода по сравнению с детским возрастом сводятся к следующим.
Во-первых, процесс познания охватывает новые области. Развитие навыков абстрактно-логического мышления служит предпосылкой для заинтересованности (по-детски горячей) отвлеченными вопросами, которые не имеют непосредственного отношения к индивидууму (включая интерес к искусству). Подросток Достоевского с жаром спорил по социально-нравственным вопросам даже с дураками, понимая, что это непростительно, но не в силах сдержаться (из-за этого его считали шестнадцатилетним, хотя на самом деле ему уже было за двадцать). В связи с половым созреванием появляется (а чаще усиливается) интерес к взаимоотношению полов и сексуальному поведению.
Во-вторых, опираясь на развивающиеся навыки аналитического мышления, подростки и юноши хотят все глубже разбираться в предметах своего интереса, хотя для настоящего успеха большинству не хватает одаренности и (или) усердия.
В-третьих, познание себя и мира переходит на новую ступень, все более принимая характер активного эксперимента, испытания с самой полной нагрузкой, в том числе в условиях экстрима, столкновения. Перед началом самостоятельной жизни индивидууму нужно испробовать реальные пределы своих возможностей, моделируя свое поведение в ситуациях, которые требуют полной мобилизации. Обыгрывание своих возможностей лишь в воображении уже недостаточно. Отсюда стремление к категоричности, максимализму, полярности категорий, драматичности чувств и отношений. Полутона и переходные варианты признаются как существующие, но презираются как недостаточно удовлетворяющие эмоциональным потребностям. По-детски откликаясь на новизну, подростки нередко стремятся быть не просто модными, а ультрамодными, экстравагантными. Если популярен романтизм, то среди них можно найти самых безрассудных романтиков, а если меркантильность – то самых циничных корыстолюбцев. Сохранение детской эмоциональной пластичности способствует легкости перехода обожания в ненависть, когда преданные друзья в одночасье превращаются в непримиримых врагов, и наоборот.
В-четвертых, межиндивидуальные раз
