Как часто приходилось встречать Новый год в одиночестве?
Пытаюсь вспомнить: похоже, один раз, или два? Это много или мало?
Как я могла тогда, в дикой, юной молодости, будучи активистом в построении счастливого советского общества, ярой спортсменкой и комсомолкой, представить насколько это несущественно, насколько это ненужно окажется на самом деле!
Пока вырастешь в собственное Я, а не придаток какому-то общественному праздненству, мишуре в виде веселья, хлопушек и энному количеству выпитого шампанского.
Такие, или подобные мысли, заставляли меня судорожно вцепляться чуть ли не зубами в любую мало-мальски знакомую компанию. Только бы не засасывающее одиночество, только бы не думать о чем-то глубинном, не впасть в уныние от понимания своей ничтожности. И именно так о себе думала юная комсомолка – в крамольности своих рассуждений о смысле жизни и хаосе мироздания.
Что на тот момент останавливало желания? Отчего так важно было мнение других? Всяких важных, уверенных, совковых?
И могло ли быть, если такая внутренняя расщепленность грызла изнутри – «Быть как все, незаметным, не выделяться?» и «Я белая ворона!»
Причин можно назвать великое множество, самых разнообразных. И из каждого ответа, предполагаемого обстоятельства, будет сквозить тревога, страх неудачи или боязнь перемен.
Сегодня, на нынешнее время, уже понимаю, что
Те, кто был рядом, окружающие друзья, приятели и близкие – переродились в новых и отчужденных, незнакомых уже людей.
Сегодня я знаю, понимаю, что встретить Новый год одному бывает гораздо наполненнее, счастливее, чем «лишь бы с кем!»
Про новогодние праздники, несмотря на то, что сказано Хемингуэем про весну, главным остается –
«Когда весна наступала, даже неверная весна, оставался один вопрос: где быть счастливее. Единственное, что могло испортить день, — люди, и если ты мог избежать условленных встреч, каждый день был безграничен. Счастье ограничивали как раз люди — кроме тех немногих, которые сами не хуже весны»