Эта пациентка была невыносима. Она баламутила всю группу, мешала работе. Ее скепсис по поводу арт-терапии бил через край. Она высмеивала эмоциональные проявления у пациентов. Особенно ополчалась она на мужчин.
Все это происходило во время моей практики в психиатрической клинике под руководством очень интересного и опытного арт-терапевта. Обычно все группы у него очень заинтересованно работали и добивались видимых позитивных результатов. В случае с этой пациенткой дело осложнялось еще и тем, что на арт-терапевта (на авторитетного мужчину) шел мощный перенос, вплоть до открытой агрессии. Со мной она вела себя «нормально», но все время пыталась завербовать меня для совместной борьбы с терапевтом. Она сплотила вокруг себя группу поддержки, состоящую из женщин, которые, однако, не всегда и не очень охотно были на ее стороне.
Она была симпатичная блондинка небольшого роста, пухленькая, одевалась очень кокетливо, выглядела очень моложаво для своих лет. Позже выяснилось, что она уже молодая бабушка. Ее образование ограничилось средней школой. Работала продавщицей, подсобной рабочей. В клинику ее привела тяжелая депрессия, связанная с ужасной утратой: сын покончил жизнь самоубийством. Имелись серьезные основания полагать, что были и травмы раннего возраста, но нам об этом не было ничего известно. Пациентка мало рассказывала о себе и молчала о своем детстве.
Арт-терапию она воспринимала, как навязанную извне бессмысленную и недостойную ее деятельность: «Мы не в детском саду!» Все попытки объяснить смысл арт-терапии, поговорить с ней по-человечески ни приводили ни к чему. Она рисовала демонстративно сердечки и цветочки, иногда со скандалом покидала группу. Три месяца два раза в неделю она отравляла нам жизнь. Надо честно признаться, что так оно и было.
На последнем часу терапии она взяла, как образец, открытку, на которой был нарисован один единственный пазл и стала ее перерисовывать. Но в результате у нее получилось обратное изображение: все поле покрыто пазлами, и только один - в центре - отсутствует.
В конце часа терапии пациенты обычно располагали свои работы на стене, садились в полукруг, и каждый рассказывал о своих мыслях и чувствах во время рисования, о своих открытиях. И в этот момент наша пациентка вдруг начала рыдать. Мы пытались узнать, что произошло, но она продолжала плакать. Немного совладав с собой она проговорила: «Я поняла про что это… Ведь этот пазл, которого нет, это мой сын. Я совсем не думала об этом во время рисования!».
Расстались мы с ней очень тепло. Она нас даже поблагодарила. Было ощущение, что ей неловко, что она себя так вела. Жаль только, что уже не было времени поработать с ее новым пониманием арт-терапии. Но, по крайней мере, она могла заметить, что то, что она так упорно и яростно отвергала, тратя на это столько энергии, являлось рукой помощи.